- И что с этим, несомненно, важным знанием, прикажешь мне делать?
Как показывала многолетняя практика, холодная вежливость нередко более унизительна, чем просто и емкое «ну, охуеть теперь».
Дурное настроение к наву Распутину, то есть, теперь исключительно княжичу Распутину прицепилось прочно, словно репей к дворовому псу, и оставлять его не собиралось. Нет-нет, Неждан поначалу честно пытался с ним бороться национальным русским методом – пить, но становилось только гаже. И хрен бы с ним, с похмельем, но под действием алкоголя становилось так себя жалко, что оставалось только в петлю лезть.
Вариант, конечно всячески достойный рассмотрения, но игры в «Никто меня не любит, никто не приголубит, пойду я на помойку, наемся червячков», Распутин как-то пережил. Ну, он тешил себя такой надеждой.
Ну, должны же у мальчика в неполные сорок годиков оставаться хоть какие-то иллюзии!
…когда иллюзий тебе не оставляют – это почему-то очень, очень больно. Как будто в кишках ковыряются тупым зазубренным ножом, и тянут – напрямую до сердца. Мстислав это хорошо умел. Расставлять приоритеты. Объяснять. Вот и выходило так, что младший брат у Распутиных (не иначе как по сказочным традициям) дурак дураком. Ну и что, что не третий. Так младший же! Неждан почему-то всю жизнь считал, что то, что он делает – важно и нужно. Не только корпусу, но семье, роду. Что у всех ограничений есть достаточно веская причина. Что он, черти вас дери, своей семье нужен! Оказалось, иллюзии у тебя, Нежданчик. Иллюзии головного мозга. И идти ты можешь на все четыре стороны. А жениться с потерей возможности наследовать мог еще тогда, когда в первый раз посылали. Или неужели продолжал думать, что если тогда был не нужен, то после появления у брата жены и нормальной наследницы для воспитания, вдруг станешь? 
Теперь вот, эта стоит в дверях, глазами хлопает. И смотрит, так же, как племянницы, когда он из рейда возвращался, в ожидании не подарка даже (чего там девчонкам княжеской фамилии в их возрасте не хватать может-то), но чуда. Хотя бы маленького, но притащенной с той стороны мира специально для них. Есть что-то такое, по-настоящему волшебное в девчачьих глазах, когда на тебя так смотрят.
- Ну? – Резко переспросил Неждан, одергивая скорее себя, чем девчонку. – Чего тебе надо-то, дочь Славы Вяземской?

Тут бы пару обережных знаков было сотворить, но не помогут они уже. Распутин плотнее сжал зубы, мысленно выдав развернутую характеристику бывшей любовницы. Стоило ли сейчас уточнять, что именно к браку с Вяземсокой его в свое время нежно подталкивал брат, прицельным пинком под зад? Просто идеально время для появления если не ее самой, то доченьки ее.
«Ой, да… Не-не-не!»
От подленькой мысли стало тошно, ощутимо повеяло бразильским мылом и индийскими танцами под причитания о потерянных детях и лежащих в коме безвестных братьях-сестрах-тетях. Остальные же мысли заметались в голове, как испуганные внезапно включенным светом тараканы.
«Дама сдавала в багаж диван, чемодан, саквояж… Аисты! Теперь мы доставляем детей Почтой России! Деточка, а, деточка? Однако, за время пути, собака могла подрасти. Сколько тебе годиков, девочка?»
Глубокий вдох спустя Неждан решил, что все-таки не столько грешил в этой жизни, чтобы получать такую возвратно-поступательную реакцию от кармы. Да и Вяземская, несмотря на их не самое лучшее расставание о ребенке молчать бы не стала. Ну, как минимум потому, что никогда откровенным кретинизмом не страдала. Да и от такого гарантированного способа подцепить его за жабры, а потом и поставить на место, после всех вымотанных нервов отказываться не стала.
Так что выдыхай, бобер, выдыхай. Не по твою душу сегодня пришли.
Просто какого-то лешего дочь бывшей любовницы тусуется на твоем пороге и никак не может разродиться причиной визита.

- Ох, ребенок… - Тяжело вздохнул мужчина.
И правда же – ребенок. Пусть и вполне себе оформляться начинает, но так преданно, с такой надеждой взрослые не смотрят. За руку вот цепляется. Неждан потянулся и свободной рукой потрепал светлые волосы. Небрежно-ласковое движение, не раз отработанное на девчоночьих головах, но от этого не менее искренне. Просто ставшее простым и привычным.
- Заходи в дом. Ты же, небось, даже не завтракала.
Это на голову больные из прави будут упорно говорить, что в такие моменты не до еды. Тут надо страдать, стенать и на голове последние волосы драть. Только вот неправда это, ну, или неполная правда. В такие моменты нужно, чтобы о тебе кто-то позаботился. Пусть даже выглядит это как яичница с колбасой.

Что вообще можно сказать пятнадцатилетней (или сколько ей там на самом деле?) девчонке, которая знает, что ее мать умирает? Хуже того, знает, почему и как та умирает?
Все они, как говорил один знакомый, «под Богом ходили», хотя сам Неждан не верил в распятого христианского бога. А, нет. Там не Бога распяли, а сына его во искупление грехов человеческих. Хороши у них верованья, ничего не скажешь. В любом случае, все они – и рать, и дружина, и корпус – рисковали, выходя на службу. И дохли на ней периодически, и увечья получали, и в больничке имени Полоцкого валялись, роялем придавленные. Все это было, так что история старшей Вяземской никакого удивления-то и не вызывала. Так, сожаление легкое. Попала под удар, бывает. 
Плохо ли спокойно относиться к таким вещам? А черт его знает. Неждан вот не знал.
- Устраивайся где удобно, - кивнул мужчина, предпочтя сосредоточится на более простых и реальных проблемах. – Или осмотрись, если интересно.
Холостому мужчине много места не надо, тем более, если он немалую часть времени пропадает в командировках вне Китежа. Так что да, жилище Распутина ни размерами, ни богатой обстановкой не радовало, даже санузел оказался совмещенным, а о ванне как таковой оставалось только мечтать. Вот и выходило, что основным поживочно-тусовочным местом оказывалась «общая», если не сказать единственная комната (чулан с окошком и кроватью, куда и вторая тумбочка-то не влезала, за полноценную спальню никак считаться не могла). Тут столпились этажерка с книгами, диван под клетчатым пледом, обеденный стол с разномастными стульями, среди которых затесалось даже одно кресло. Малолитражный холодильник и плитка обитали тут же. Следить за гостьей Неждан нужным не считал, с него хватило утвердительного кивка на вопрос, будет ли девчонка яичницу. Все равно кроме оных яиц и сомнительной колбасы там не водилось. То есть, «стоит обжарить» сомнительной, а не «что-то она с прозеленью» сомнительной.
То, что за спиной слышалось вполне себе деловитое шуршание, Неждана порадовало, а вот оборачиваться и проверять, заинтересовали ли Злату коллекция костяных фигурок, книги с растрепанными от частого использования переплеты или расставленные цветочные горшки… Стоило ли? Он помнил себя в этом возрасте. Мир, ограниченный Китежем, становился скучным и на все мелочи, привозимые родственниками из внешнего мира, он смотрел как на настоящие сокровища. Такие чужие, зачастую непонятые вещи, практически артефакты для того, кто с детства привык к магии.

Поставив сковородку на деревянную подставку, Недан подошел ближе. Все-таки цветы.
- Это мускари.
Злата оказалась настолько увлечена (читай, с носом зарылась в мелкие голубые цветы), что явно его шагов не слышала и сейчас аж подпрыгнула от неожиданности.
- Прости, не хотел тебя пугать. Чай, кофе?

Отредактировано Неждан Распутин (2017-02-16 00:04:50)

- Привез, как и все остальное. – Неждан улыбнулся. Да уж, о растениях он мог говорить долго. Очень долго. – Их по-разному называют. Мышиный гиацинт, гадючий лук. Никакой лекарственно пользы, как и у большинства луковичных, но очень приятный запах. Если нравится, можешь…
Мужчина осекся, но не попытался выдавить из себя еще одну улыбку.
«Если нравится, можешь взять себе горшок».
Это он собирался сказать. Да уж, чего там – идиот. Совать цветы девчонке, которая и о себе-то позаботиться не успевает. Хуже того, рано или поздно все равно окажется здесь. Когда ее мать и твоя бывшая любовница окончательно загнется от старого проклятья.
А утро могло начаться всего лишь с похмелья но нет, ему нужно было бросить пить!
- Ладно, ребенок. – Протянув руку, он приобнял девчонку за плечи и мягко развернул ее в сторону стола. – Иди ешь, пока все не остыло, я пока чайник поставлю. Хлеба, прости, нет.
Сам Неждан к еде не притронулся, да и о чашку больше грел руки, чем заливался чаем. От пристального изучения девушки он все еще воздерживался, но вовсе не от отсутствия любопытства, а понимая, что под тяжелым изучающим взглядом кусок в горло не полезет. В данный момент им владело странное сочетание практичности, пофигизма и гуманизма примерно в равных долях.
Слава умирает? С людьми их профессии такое бывает. Скорее всего, бывшая любовница попросит присмотреть его за девчонкой? Ну, диван у него довольно удобный, на первое время хватит. К тому же Распутин давно посматривал на соседнюю часть здания, его самого в основном интересовала мансарда, которую можно было бы переделать в полноценную оранжерею (несравнимую, конечно, со школьной или той, что была в корпусе, конечно), но его «питомцы» уже и так захватили все подоконники и приставленные к ним этажерки. Пора расселяться. Так что Златке – более-менее обустроенная спальня, им с живностью на первое время и раздолбанная мансарда сойдет. Наверное, нормальному человеку нужно больше времени на принятие внезапно свалившейся на него ответственности. Прикинуть, сможет ли. То есть, сначала, конечно, прикинуть надо ли оно ему вообще, варианты отделаться от половозрелого дитяти, а только потом…
Но в этом, пожалуй, и была суть отношений княжича с ответственностью.
Он не думал, не оценивал и не прикидывал. Просто брал и делал, никогда не задаваясь вопросом, чего это решение будет ему стоить. Как с таким отношением к жизни княжич не угодил в явь, оставалось открытым вопросом. Но, наверное, даже там не нужны были люди с настолько извращенным отсутствием инстинкта самосохранения.

- Об отце с тобой мать не говорила?
Не то, чтобы этот вопрос Распутина мучил, но и от свербящего подозрения он отделаться так и не смог. Ну да, инфаркт миокарда, прихватив закадычного приятеля инсульта миосульда, отошли в сторонку, но княжич понимал, что проще докопаться до проблемы сейчас, чем жить на тикающей бомбе.
Блондинистой малолетней бомбе.
Как оказалось, дождаться, пока девочка доест было правильным решением. Правда, было бы неплохо дождаться того, что она и чай допьет.
- Ну-ну, что ты как маленькая. – На свое место Неждан уселся спустя какое-то время, когда все ритуальные танцы с похлопываньем по спине и отпаиванием подавившейся чаем Златы были закончены. – Я же не буду тебе сейчас вешать лапшу на уши о детях, которых аисты находят или о том, что мы с твоей мамой только за руки держались. Возраст у тебя, к сожалению, слишком подходящий. А думать логически я, к сожалению, еще не разучился.
Не то, чтобы Распутин помрачнел, просто взгляд у него стал тем самым – тяжелым и испытующим. Словно он не с человеком разговаривал, а методично его свежевал, ломтик за ломтиком кожу снимая. Помнится, подчиненные Неждана в этом «состоянии» очень не любили, в особенности за то, что прятаться и притворяться ветошью, было попросту бесполезно.
- Поправь меня, если где не прав, но судя по твоей фамилии, мать замуж так и не вышла. С ее характером и тем, что службу не бросила, кого-то постоянного тоже не было.
Ладно, чего скрывать, Вяземская старшая относилась к тому типу женщин, которые Неждану нравились. Ну, как в том анекдоте про мышей, которые плакали и кололись, но продолжали есть кактус «нравилась». Он мог с ходу назвать еще тройку гордых представительниц этого же типажа, и все как одна были рослыми блондинками, с широким разворотом плеч и сильной шеей, служившими в силовых подразделениях Китежа. Кажется, где-то в его податливой юности затесалось слишком много Вагнера, чтобы не оставить неизгладимый отпечаток на вкусах. Вот и сейчас Неждан отчетливо понимал, что все могло бы сложиться по другому, будь у него больше терпения и понимания, которые начали проявляться в нем во время общения с племянницами.
То есть, откровенно говоря, ни черта по-другому сложиться не могло. У него самого изначально было недостаточно мягкости и желания идти на уступки, у Славы их отродясь не водилось вовсе. А к тому времени, когда Неждан научился относиться к некоторым проявлениям женского характера как к затяжному дождю, то есть просто не обращать внимания, у них с Вяземской был друг к другу такой список претензий, что на нем было проще удавиться, чем разобраться, кто прав.
- Так что сейчас либо моя старая знакомая попросит присмотреть за дочерью, когда ее не станет. И это, в принципе, лучший вариант, потому что в этом случае я понимаю, что делать. В конце концов, твоя мать не понаслышке знает, что устроиться в Китеже, не имея поддержки за спиной, очень непросто. И тебе такого я не пожелаю. Либо моя бывшая любовница признается, что у меня есть дочь, и тогда ей не придется страдать от проклятья, потому что я придушу эту суку голыми руками. – Княжич на несколько мгновений замолчал.
Ему не требовалось справляться с собственными эмоциями, хотя Неждан и понимал, что по-настоящему он убивать Славу даже при худшем раскладе не будет. Ну, уж точно не так, чтобы попасться.
Но слова шли искренне, от души.
Да, он мог бы прожить жизнь с не слишком любимой женщиной ради общего ребенка, и отцом быть много лучшим, чем мужем (что влекло за собой другие проблемы, но не о них сейчас речь). Но вот простить, что ребенка от него скрыли? Вы вот пошутили сейчас? Ну, тогда будем считать, что все посмеялись.
- Злат, ты чай-то допивай. И пойдем, скажем твоей маме «здрасьте».

- Не уверен, что знаю. – Пожал плечами Распутин. – Хотя понимаю, о чем ты. Во время наших отношений мы оба были молоды и, чего скрывать, звездили знатно. Нервы оба друг другу мотали по-страшному, но тогда с ее стороны особой манипуляции не было. То ли мать твоя навык тогда еще не наработала, то ли у меня шкура толще – княжеское воспитание и, в конце концов, я от нее не зависел.
Ситуация выходила неприятной, но и желание сделать вид, что ничего такого не происходит, было Неждану чуждо. К сожалению, он подобное уже видел в разделе «Тысяча и один способ компенсировать себе то, чего в жизни не хватает». Княжич поморщился.
- Злат, я не буду сейчас тебе рассказывать о том, как все было. И всю эту чепуху о том, что «подрастешь – поймешь», тоже не собираюсь. Все, что тебе действительно нужно знать, это то, что когда отношения рушатся с таким грохотом, виноваты обычно оба. Но это касается меня с твоей матерью, и сейчас осталось в прошлом. Тебе же я помогу в любом случае, независимо от того, что мы сегодня выясним.
Кажется, он уже очень давно принял это решение, но так и не успел озвучить, иначе бы девочка так не переживала.
А еще хотелось, очень хотелось, пойти и как следует треснуть Славу. Тут даже не стоило вспоминать, что хорошие мальчики не бьют девочек, но тут в дело вступал простой принцип: с того момента, как ты выбираешь силовое направление, не остается ни мальчиков, ни девочек. Только силовики.
Хотя ладно, он не был удивлен тому, что старшая Вяземская так и не вышла замуж.
Тот случай, когда можно с чистой совестью сказать «я и не сомневался».
Даже без ехидства.
Ну, почти, без ехидства.

«Что ты там говорил про проверку и наследственность?», – поинтересовался ехидный голос в голове Неждана, пока Злата мертвенно спокойным голосом рассказывала о том, что прокляла мать, так и не отпустив его руку.
- Нет. – То, что его ответ звучит слишком резко для и без того испуганной девушки, только что признавшейся в преступлении, Неждан понял не сразу, но после попытался хоть как-то смягчить эффект. – Лекари перебздятся. Ты ведь навь?
Мог бы и не спрашивать, правда. Кто же еще так проклинать умеет?
- Ладно, отойдем, тут не мест для такого разговора.
Кажется, они повторялись. И он так же вел Злату, придерживая за плечо свободной рукой. Как-то это было чертовски муторно. Но они все равно устроились на лавочке, недалеко от лечебных корпусов.
- Я не хочу, чтобы ты себя винила. Не в этот раз, Злат. Чаще всего те, кто не имеет темного дара, даже не понимают, что внутри нас творится. Твоя мать нарвалась. Доебывать нава – это как дергать тигра за усы. Раз, другой, третий, а тигр все терпит. И она привыкла к тому, что, что бы она ни сделала, ей за это ничего не будет.
Наверное, подобное «дерганье» случалось  и у них когда-то. Но он сам и Злата были в разном положении, Распутин мог в любое время хлопнуть дверью и уйти, причем громко послав Славу туда, где солнце не светит. У Златы такой возможности не было, что привело к не паршивому результату, когда девчонка больше не смогла терпеть.
Кто виноват? Тот, кто годами давил на пружину или пружина, которая, в конечном счете, распрямилась, снося голову этому идиоту? Почти такой же цикличный, как тот, что о курице с яйцом.
- Но повториться это не должно. В конце концов, блокирующие браслеты существуют не только для некромантов. Это я тебе говорю, как человек, полгода носивший только водолазки, пряча под ним ошейник. Хороший, добротный, кожаный. Он душил меня каждый раз, когда я ляпал в порыве какое-то, даже мелкое, проклятье. Маг должен себя контролировать и чем темнее дар, чем больше он зависит от наше боли, тем сильнее ты должна держать его под контролем. Ты понимаешь меня, Злата?
Наверное, надо было сказать что-то ободряющее. Не только потому, что Неждан хорош это умел, но и потому. Что отлично понимал – никакой поддержки от матери девчонка не получала. А так нельзя, не должно быть. Только слова получались какими-то жесткими. В них слишком отчетливо слышалось желание пойти и навешать по мозгам всем причастным в алфавитном порядке: Славе с ее реализованными за счет дочери тараканами; учителям, не сумевшим объяснить девчонке, как обращаться с ее даром к проклятьям; целителям, проворонившим наложившиеся проклятья.
Вот и оставалось только потянуться и обнять мелко вздрагивающую девчонку.
- Мы пойдем, когда ты будешь готова, слышишь? Никто никуда не спешит.